Вопросы
1. Имеются ли на представленной фонограмме фрагменты с записью звучащей речи?
2. Каково дословное содержание разговора, зафиксированного на представленной фонограмме (отдельных ее фрагментах)?
3. Является ли записанная на фонограмме звучащая речь неподготовленной или подготовленной (т.е. заранее заученной и произнесенной наизусть, или чтением)?
4. Сколько человек принимало участие в разговоре, записанном на представленной фонограмме?
5. Одним или разными лицами произнесена речь, записанная на фонограмме?
6. Пригодна ли представленная на исследование фонограмма для идентификации говорящего по голосу и речи?
7. Принадлежат ли голос и речь, зафиксированные на представленной фонограмме, гр. А? (Принадлежат ли голос и речь, зафиксированные на фонограмме, лицу, образец голоса и речи которого представлен для сравнительного идентификационного исследования?)
8. Произнесены ли зафиксированные фрагменты речи гр. А., Б. или кем-то другим? Какие именно фрагменты произнесены А., какие – Б.?
9. Мужская или женская звучащая речь записана на фонограмме?
10. Имеются ли на представленной фонограмме признаки монтажа или иных изменений, произведенных в процессе записи или после ее окончания?
11. Является ли представленная фонограмма оригиналом или копией?
12. На одном или нескольких магнитофонах были сделаны записи звучащей речи, представленные на фонограмме?
13. Произведена ли запись исследуемой фонограммы на средстве звукозаписи (магнитофоне, диктофоне и т.д.), представленном на исследование?
14. Являются ли звуковые сигналы на фонограмме сигналами конкретного источника (указать источник)?
15. В каких условиях производилась запись разговора, зафиксированного на исходной фонограмме (в помещении, на открытом воздухе и т.д.)?
Необходимые данные
Для решения вышеуказанных вопросов эксперту должны быть предоставлены фонограммы, зафиксированные на источнике видео- или звуковой информации (магнитная лента, компакт-диск, DVD-диск, цифровой диктофон и т.д.).
Для решения вопросов пп. 2, 4 желательно предоставить протокол осмотра и прослушивания фонограммы.
Для решения вопросов пп. 7, 8 эксперту должны быть представлены образцы голоса и речи лица, подлежащего идентификации. Запись образцов голоса и речи желательно проводить в шумозаглушенном помещении с использованием высококачественной аппаратуры звукозаписи, либо с использованием той же аппаратуры, такого же носителя звуковой информации, на которые производилась запись исходной фонограммы, и в звуковой обстановке, при которой производилась исходная запись.
Рекомендуется произвести аудиозапись голоса и речи фигуранта в виде его монолога (рассказ по тематике, связанной с содержанием основной фонограммы; биография; случай из жизни и т.п.), диалога (разговор фигуранта со следователем) и чтения текста (см. Приложение). В ходе записи не следует прерывать испытуемого, надо дать возможность ему свободно высказаться, даже если он отклоняется от темы. Желательно получить образцы речи фигуранта общей длительностью около 20 – 25 минут.
Для решения вопросов пп. 10–13 эксперту должны быть представлены:
– оригинал фонограммы, а не её копия (при наличии такой возможности);
– звукозаписывающее устройство, на которое производилось запись;
– сведения об условиях аудиозаписи (используемая аппаратура – диктофон, стационарный магнитофон, ЭВМ; питание батарейное или от сети переменного тока; радио-, проводной или встроенный микрофон; месторасположение микрофонов; оригинал или копия, если копия, то с какого носителя и каким способом получена и т.д.) представленных на исследование фонограмм;
– разрешение на производство экспертного эксперимента в виде записи на участки носителей звуковой информации, свободных от записей разговоров (в случае необходимости).
Текст, рекомендуемый для получения образцов голоса и речи.
Текст "Антоныч"
Было уже совсем поздно, когда мы въехали в село Архангельское. Здесь нас ожидал проводник экспедиции – Петр Антонович, бывший лесник и лесной объездчик. Ему известна вся окружающая местность чуть не на тысячу верст, а уж на 600–700 – это наверняка! Теперь он на пенсии; скучно ему без дела, а силы–то еще есть: вот он и взялся вести нашу экспедицию. Невестка его, словоохотливая и приветливая женщина, явно гордится своим деверем. Она так и заявила: он–де может быть у вас даже главным вожаком, т. е., очевидно, руководителем экспедиции. Антонович и на самом деле мастер на все руки, все сделает, что его ни попросят. А с виду неказист: тщедушный, костлявый, в изодранной шапчонке. Помощник проводника – Матвей, рыжий веснушчатый верзила, и прихвастнуть любитель, и лентяй, каких поискать. А в нашу группу он принят, потому что отличный наездник: день–деньской готов он гарцевать на своем лихом скакуне. А уж спорщик завзятый: вечно они с Антоновичем спорят и ссорятся. Иногда яснее ясного, что Матвей не прав, а он все–таки стоит на своём.
Есть у нас еще Машенька, студентка–геолог. Знаю, что она охотница потанцевать, попроказничать, а как у нее дела с ученьем, с геологией – не представляю. Декан геофака считает, что она умна, талантлива, но очень неусидчива и неорганизованна. Чувствую, что нашим руководителям будет с нею бездна всяких хлопот и беспокойств. Но она отзывчива, жизнерадостна, женственна; она самая юная в нашей экспедиционной группе – и поэтому общая любимица.
Руководителем группы назначен Георгий Сергеевич, профессор; человек он строгий и властный.
Рассвет чуть забрезжил, в избе темно, а наш Антонович уже на ногах и всех нас будит: время нам выезжать. Матвей навьючивает на лошадей тяжелые корзины с консервами, а сам почти спит на ходу. На всех он натыкается, злясь спросонья; лошади шарахаются он него. И, конечно, Антонович уже принялся покрикивать и сердиться: “Легче, легче: клади ровнее! Жалеть надо лошадей!” Кони наши поводят ушами и, видимо, соглашаются.
В избе все хлопочут и суетятся; ревмя ревет сынишка хозяев. Благодарим хозяйку и расстаемся. Последнее ее напутствие: “Ну, дай господи, чтобы все у вас благополучно”.
К сожалению, утренняя прохлада скоро исчезает. Солнце жжет все сильнее; камни уже дышат зноем. Лошадей с кладью ведем под уздцы, а самим пока что можно шествовать налегке, без груза. Маруся уже сняла жакет, Матвей куртку: жара становится немилосердной.
Дорога взбирается вверх. Слева от нее видна заброшенная церковь; на одном из стекол тускло светится раскрашенный ангел с серебряными шарами. По словам Антоновича, ее соорудили еще “в старинное помещичье время”. Он наставительно бормочет, что в прежнюю пору люди боялись бога, а не мудрствовали попусту; церкви строили.
Тут же на склоне высятся мощные, грубые, высеченные из камня уродливые фигуры. Маша внимательно их рассматривает и заявляет, что это языческий пантеон, то есть старинные боги. Антонович возмущается таким кощунством и отчитывает Машу: нечего–де она не знает о боге, а еще выдумывает! Он явно рассердился, а Машенька обиделась (она у нас вообще чрезмерно обидчива).
Мы молча шагаем по тропке, следуя за Георгием Сергеевичем. И вот впереди, среди свежей зелени змеится широкая река. “Приготовьтесь: поплывем!” – кричит Матвей. Антонович не согласен: спокойнее отправиться в объезд. “Ага, испугался! Напрямик давай! Вплавь!” – подзадоривает Матвей. Напрямик до нашей цели – 57 верст, а в объезд 62. Выигрыш пустячный.
Неожиданно Матвея поддерживает Маня: видимо, она еще сердится и ей хочется позлить Антоновича. Разгорается спор.
Профессор приказывает: “Достаточно слов. Пусть Матвей и Мария Николаевна едут прямо, а остальные в объезд”.
“Раскомандовались тут некоторые”, – ворчит нарочно громко Матвей...
И вот двое наших спутников решительно удаляются от нас...
Съезжаем в долину. Лошади, потряхивая поводьями, бегут резвее. Везде сливовые сады и заросли жасмина; дорога обсажена вишнями.
И вдруг – сверху капля, другая, третья... С севера все застлано темными тучами. Того гляди дождь... вот уже каплет, брызжет, льет – на дорогу, на зеленовато–желтое, тихо зреющее поле... За завесой дождя ничего не видно на этом бескрайнем поле.
Дождь ливмя льет: стучит по листьям, по спеющим вишням. Устанавливаем дождемер; сами укрываемся под мощными, ветвистыми деревьями. Но и под зеленым лиственным навесом – вода потоками, струями! Хлещет с ветвей, с листьев.
Дождик быстро пронесся. Через чащу листьев нам видно синюю полосу за тучами; тучи уходят. И мокрые сучья все отчетливее вырисовываются на небе. Снова солнце, но дорога тягчайшая. Ноги у коней то и дело разъезжаются. Приходится снять часть тюков и нести самим.
Вечером, наконец, отдыхаем в шалашике возле дороги. Шалаш крепкий: возле него – небольшая ямка; в яме угли. Из ямки торчит палка, крепко вбитая в землю. К ней наверху привязаны две веревочные петли, чтобы вешать котелок. Кто–то позаботился о путниках...
Матвей и Маня, оказывается, еще не приехали. Вот тебе и сократили дорогу!..
Антонович и профессор варят обед; на прокисших дрожжах хотят поставить оладьи и испечь пирожки. Вряд ли у них что–нибудь выйдет... Впрочем, Антонович на такие дела мастер.
Я подмел и вынес сор из шалашика, устлал шалаш свежими листьями. Горный ключ чуть–чуть пробивается между камнями...
А наших все нет и нет. Профессор стал беспокоиться: после дождя река разлилась, а им переправляться – и не один раз... “Пожалуй, слишком строго я их наказал... По карте–то видно, какой путь”... – бормочет он.
Обед уже готов. Использованы чуть ли не все наши гастрономические богатства: здесь и борщ, и гречневая каша (не постная, а с маслицем), чай, к нему голландский сыр, яблочное варенье, булочки с начинкой из сливочного джема... даже оладьи. Всего сразу и не съесть; и выглядит все аппетитно. Ждем, ждем Маню с Матвеем... Нет их. Всегда думал: легкомысленна Маша, несерьезна, егоза, озорница. А как сейчас не хватает ее беспечности! Бывало, на привале то туда она, то сюда, и все–то время распевает: “Ля–ла–ля! Ля–ла–ля!” А то вдруг запоет, шалунья, о сереньком козлике, да так жалобно! Или арию из “Риголетто”, или романс “Ты не смей, не целуй, о любви не толкуй..!” В институте она у нас всегдашняя участница самодеятельности, и каждый раз без всякого жюри ясно, что поет и играет лучше всех.
Беспокойство все сильнее. Антонович вдруг начинает хвалить Матвея: “Отчаянный он, сорвиголова! Все–то он туда–сюда поскакивает да плеточкой помахивает... Десантником в ту войну был. Стоящий парень! Я сам армейский, денщиком служил у поручика в 16 году. Месяцев, пожалуй, десять. Что вытерпел! И бомбили меня, и вообще... А я ни одной бомбе не дался. Ото всего спасся. А ведь Матвею нашему еще труднее приходилось”.
Я сосредоточенно измеряю и отмечаю в блокноте высоту солнца. А тревога не проходит...
Только ночью подъехали, наконец, Маня и Матвей! Река разлилась, и это задержало их. Матвей подсел к нашим яствам, молчит и энергично работает челюстями. Маша щебечет, как ни в чем не бывало. После обеда Георгий Сергеевич просит Машу быть экспедиционным бухгалтером и казначеем. Она, как у нас принято, платит проводникам за день работы. Антонович бормочет, что он готов и безвозмездно... если люди хорошие...
Матвей работает помощником Антоновича и, естественно, получает меньше. Матвею это не нравится: разве Маня не знает, что ему достался более трудный путь? Значит, и плата должна быть соответственная... Ну, не бесстыдник ли?
Засыпая, Матвей бормочет: “Ходят–ходят целый день, водят–водят за собой, и за все – рубль двадцать... Цена не ахти... не потолстеешь”. Утомились. Спим.